Субботний вечер. Субботний. Вечер. Произносите медленно. С чувством. Ощутите это словосочетание на языке. Попробуйте. Два эти слова ничем не примечательны по отдельности, но вместе они означают что-то вроде маленького апокалипсиса. Это день когда всё можно... ну почти всё. Это время когда в человеке разум уступает место инстинктам.

В один из таких вечеров политика самоизоляции рухнула перед желанием выйти куда-нибудь. Лишь бы не сидеть перед ярким монитором «друга» с электромагнитной душой и кремниевым сердцем. А кошелёк полный денег лишь усугублял положение. Не долго думая, я отправился на прогулку по субботнему вечеру.

Я не знаю «модных» мест этого города. Я не знаю где обычно собирается публика по выходным, поэтому зашёл в первый попавшийся бар. И не прогадал. Бар был оформлен в стиле британского или ирландского паба. Деревянные панели на стенах создавали ощущение уюта, а массивная барная стойка, за которой прятался бармен и огромное количество всевозможных спиртных напитков, обещала тяжёлое похмелье.

Не успел я сесть за столик в дальнем углу зала, как ко мне подскочила молодая официантка. Как бы её описать? Скорее всего студентка-первокурсница какого-нибудь филфака, причём только-только нашла работу, потому что глаза горят, и энергия так и плещет. Она положила передо мной меню и мило улыбнулась:

– Что-нибудь закажите?

– Да... – я растеряно начал просматривать раздел меню посвящённый алкоголю. – Виски.

– С колой?

– Нет. Со льдом, – я презрительно покосился на официантку.

– Что-нибудь еще?

– Пока нет, – закрыв меню я начал оглядываться в поисках пепельницы. – У Вас курят?

– Да, – официантка снова улыбнулась и переставила мне пепельницу с соседнего стола.

В ожидании я начал рассматривать здешний контингент. Публика собралась, на мой взгляд очень интересная. Основную массу составляли, скрывающиеся за блестящими побрякушками, ничего не значащие пустышки.

– … человеческое тело на 90 процентов состоит из воды, – я прислушался к разговору за соседним столиком. – … и кристаллы воды становятся красивыми.

Что!?

Начало и середину фразы поглотило дружное ржание за другим столиком, но мне этого хватило.

Это – пиздец, господа.

Под пустым блеском псевдоинтеллигентности был замечен другой. Гораздо более ценный. Я разглядывал темные углы помещения и видел знакомые взгляды. Этот взгляд ни с чем не спутать. Это взгляд думающего человека. Это взгляд человека с разумом. И блеск этого взгляда гораздо ценнее блеска любых драгоценных камней.

– Пожалуйста, – произнесла официантка, ставя передо мной бокал.

– Благодарю, – машинально ответил я, осматривая заказ.

Виски покоился в низком, массивном бокале с толстым дном. В напитке, играя серебристыми гранями, мирно покачивались кусочки прозрачного льда.

Почему я уделяю внимание тому как мне подают что-либо?

В городе есть кофейня, куда я больше ни ногой. Почему? Потому что мне принесли глясе в бокале для молочного коктейля. «Вот беда!» – скажете вы. «Беда!» – отвечу я. Глясе – это, не смотря на то что в его состав входит мороженное, горячий напиток и подаваться он должен, блджад, в чашке! А когда мне в прошлый раз налили виски в стакана типа, как я их называю, «мензурка» я ушел, не заплатив по весьма солидному счёту. И я снова не ходок в то заведение.

Стоило было мне поставить стакан на стол после первого глотка, как я увидел её. Вы даже не представляете на сколько трудно описать кого-то, кого ты искал почти всю свою жизнь. И какой-то мудень стоял рядом с ней и что-то говорил, теребя в руках дорогой мобильный телефон. А она улыбаясь, играла прядью коротких рыжих волос. Не желая это видеть я снова погрузился в бокал. Но в душе-то я надеялся, что это всего лишь знакомый и наговорившись, он уйдёт.

Поставив бокал, я осмотрел соперника. И мне стало не комфортно в моей любимой футболке и потёртых джинсах. Вот беда! Я не умею одеваться нормально. Я умею одеваться либо как полнейший раздолбай либо вычурно строго. Я никак не могу поймать эту золотую середину – стиль кэжуал, или повседневный, говоря по-русски.

Наконец пикапер ушел, а девушка потянулась к сигаретам. «Сейчас или никогда!!!» – прокричал внутренний голос. В один скачок я оказался перед её столиком и поднес зажигалку. Только прикурив, она подняла взгляд на меня:

– Спасибо, – произнесла она, выпуская дым. – Так ко мне ещё никто не подкатывал.

– Черт! Вы меня раскусили с первого взгляда! – я решил не оправдываться.

– Ну?

– Ну раз вы так много обо мне уже знаете, может я присяду?

Она долго смотрела на меня, то ли пытаясь понять дурак я или просто прикидываюсь, то ли оценивая. Скорее всего первое.

– Ладно, садись, – она улыбнулась.

Мы проговорили всю ночь! Мы говорили обо всем! Я даже не знаю какую темы мы не затронули! Мы вышли из бара почти перед самым закрытием. Я сам не знаю почему мы взялись за руки. Мы взялись за руки и вцепились губами друг в друга!

– К тебе или ко мне? – прошептала она, глядя мне в глаза.

– Ко мне, – без раздумий ответил я.

Вторая часть Марлезонского балета!

Я не хочу и не стану даже под пытками рассказывать, что мы вытворяли друг с другом с перерывами на перекур и кофе. Часть моего мозга, не занятая в этом процессе одновременно была напугана и восхищена, и параллельно представляла шок авторов Камасустры.

Встав утром, я отправился на кухню и увидел её в коридоре. Она стояла одетая у входной двери:

– Позвони мне, – сказала она и поцеловав меня в лоб, быстро вышла.

«Нет, не позвонишь» – съехидничал голос под сводом черепа.

Я зашел в ванную и увидел её белье.

– Позвоню.

 … Я никогда не бывал здесь раньше, но помещение казалось до боли знакомым. Оглядывая зеркальные стены пустого бара, я остановил взор на барной стойке. За ней стоял уже не молодой, седеющий человек с причёской «голова-ластик». Полный решимости, я подошёл к стойке и занял один единственный табурет.

– Что-нибудь будете? – бармен посмотрел на меня, усердно протирая пивной бокал белоснежной ветошью.

Я оглядел батарею бутылок разной формы и цвета, выставленных у него за спиной. Они  все были помечены одинаковыми белыми этикетками с названием %liquorname%.

– Может что-нибудь посоветуешь? – я в растерянности рассматривал бутылки.

– Конечно, – бармен пошарил под стойкой и извлек оттуда, высокую тонкую бутылку с коротким горлышком. Поставив передо мной бокал, он налил немного и спрятал бутылку. Из бокала приятно запахло корицей.

Я попеременно глядел то на бармена, то на бокал, в котором покоилась вязкая тёмная жидкость. На мой немой вопрос бармен лишь кивнул и отвернулся, ставя протёртый до блеска бокал на полку и принимаясь за новый.

– Ведь ты понимаешь, что ты бредишь?

– Я могу напиться даже в бреду, – ответил я ехидно улыбаясь, опрокинув содержимое бокала в себя, и только потом взглянув на говорившего.

Рядом со мной, в чёрном коротком платье стояла девушка. Поставив бокал на стойку, она жестом потребовала наполнить его и бармен, поспешив повиноваться, наполнил его из другой бутылки фиолетовой жидкостью. В воздухе тут же повис отвратительный запах аниса.

– Зачем тебе это? – спросила она.

– Зачем мне что? – я поставил бокал на стойку, и бармен тут же наполнил его.

– Ты не понимаешь, что это за место?

– А должен? Тут есть все, что мне нужно, – сказал я, достав сигареты, на белой пачке которых красовалась марка %cigarettename%, и бармен тут же поставил на стойку пепельницу и спички. Поблагодарив его, я закурил. – Если это Рай, то он мне нравится, если это Ад – я готов остаться.

– Стоит различать экскурсию, – вставил бармен, – и эмиграцию, друг мой.

Я даже не заметил как мне в лицо прилетел удар от бармена. Я свалился с табурета на пол и провалился сквозь ковёр с высоким ворсом в непроглядную темноту.

Когда я открыл глаза, я оказался в белом, залитом светом помещении.

Я ждал долго. Очень долго. Я похлопал себя по карманам в поисках сигарет – их не было. «Я же оставил их в баре!» – дошло до меня.

– Сигареты-то отдайте! – крикнул я в потолок, но ответа не последовало.

Свет лился ото всюду и резал глаза.

Я не знаю сколько времени прошло:

– Так вот каков Ад для атеиста. Сигарет нет и поговорить не с кем.

Я сидел свесив голову на грудь, когда в «помещении» снова появилась та женщина:

– Ты понял? – спросила она, кидая мне пачку сигарет и зажигалку.

– Да.

«Что это, блядь, было!?!?!» – я проснулся в холодном поту. Подушка валялась в дальнем углу комнаты, скомканное одеяло – на полу, а простынь скрутилась и промокла.

– Бля... бля... бля... по-моему, надо завязывать.

Больница. Госпиталь. Поликлиника. По-идее эти слова должны вызывать надежду в сердцах больных и немощных. Да почему только в их сердцах. В сердце любого человека они должны вызывать это чувство, потому как где еще вам вправят вывих, вылечат больной зубик и просто послушают что и где у вас болит? Но в моём сердце эти слова вызывают лишь грусть с толикой ненависти.

Здания еще советской постройки, обшарпанные стены покрашенные в самый неопределённый цвет, проводка нуждающаяся в ремонте уже не одно десятилетие, персонал с хмурыми лицами. Ничего не напоминает?

Это был раз 5 или 4 когда я лежал в больнице. В хирургии.

Либо это на самом деле так, либо мне так кажется, но настроение отчаяния пропитало стены и как только ты попадаешь туда, ты сразу проникаешься этим отчаянием. Ощущение то что ты сломан, не нужен практически осязаемо! Постоянное молчание звенит в курилке. Это не то неловкое молчание между незнакомыми людьми. Это скорее молчание взаимопонимания.

Честно, если что-то со мной случится – пристрелите меня! Я не хочу чувствовать себя не нужным, бесполезным, обременяющим. Это не для меня.

Обдолбанный какой-то странной жидкостью из флакона коричневого стекла, я чувствовал себя Хантером Томпсоном. Во всяком случае, я считал, что он себя так чувствовал, когда писал свои статьи. Мои руки в бешеном танце скакали по клавиатуре, изливая на экран нетбука букву за буквой. Буквы, непонятным мне образом сливались в слова, а слова – в предложения, полные сартирного юмора, дешёвого сарказма и убогой иронии.

Взглянув на своё творение, я удовлетворённо, если так можно сказать, со смаком нажал «Ctrl+S» и осушив флакон, закурил очередную сигарету. Но все, что я написал, все «вымученные» наркотическим угаром буковки разлетелись. Жужжа словно осиный рой, они сорвались с экрана и устремились в открытую форточку.

– Ну что за хуйня!? – сорвалось с моего не в меру сдержанного языка.

Я тут же оглянулся по сторонам, ожидая что, кто-нибудь это услышал и пришёл посмотреть что произошло. Но кто мог появиться в пустой квартире? Хотя, я бы с удовольствием поделился бы с этим «кто-нибудь» своими мыслями и переживаниями по поводу случившегося.

– Да ну. На хрен все это! – снова мои мысли обрели форму в виде звуковых колебаний воздушной среды.

Только когда я опустил глаза, я заметил «растущий» в полную силу растительный узор ковра. Не в силах наблюдать за постоянным движением, я перевёл взгляд на стену. Плывущие узоры переливались всеми цветами, которые мог себе вообразить одурманенный мозг. Чувство непреодолимой тоски от потери текста сменилось отвратительно прекрасной эйфорией. По экрану плыли цветные волны. Приглядевшись, я заметил между «приливами» чёрные пиксели букв. От этого градус моей эйфории поднялся от «отвратительной» до «непереносимой».

Не в силах испытывать постоянное чувство радости, я, трясущейся рукой, закрыл крышку нетбука и пошатываясь отправился на кухню.

– Что это, блядь, такое? Чтотымнедал? – вот так. В одно слово, спросил я в телефонную трубку. – Если это только первая волна, то я покончу с собой! Честное слово!

– Что тебя не устраивает? – голос на том конце был искажён, я не узнавал его, но, каким-то образом, знал кто это.

– Отвратительная, ужасная эйфория! Хрен с этими галлюцинациями. Мня бесит эйфория!!! Даже ЛСД такого мощного прихода не даёт!

– Так прими аминазин! У тебя же есть?

– Да, – ответил я, почёсывая лысый затылок и оглядывая кухню в поисках заветных пилюль. – Немного оставалось.

– Прими с десяток и полегчает, – пробасил голос на том конце и бросил трубку.

Они нашлись в кухонном шкафу. Рядом с сухими завтраками и разномастными конфетами. Вытащив «подошву» я начал увлечённо выдавливать таблетки на стол, упиваясь звуком удара драже о ровную деревянную поверхность.

Я, по-моему, минут десять пытался налить воды в стакан. Сначала мне казалось, что вода вообще не течёт из крана. Потом – она меняла цвета и я выливал её из стакана. А потом просто наблюдал за завихрениями потока в сливном отверстии. Но вскоре, переборов себя, все-таки наполнил стакан, забросил в себя горсть таблеток и залил их «чёрной» водой, которая была непередаваемого сладко-кисло-солёного вкуса с нотками машинного масла.

Ожидая, когда таблетки подействуют, я улёгся на диван, который не заправлял уже с год. Упёршись пустым взглядом в старенький телевизор, показывающий в этот поздний час только передачи типа «позвони на короткий номер, составь слово из n букв и получишь m денег!». Собрав слово из предложенного набора букв, я тут же вырубился.

– Нет.

Сколько раз я говорил это слово. Сколько раз я отказывал, а сам принимать отказы так и не научился. Ну хотя, если «принимать отказы» значит сказать хорошо и при этом, про себя, материть отказавшего на чем свет стоит и представлять себе во всех красках как ты мучаешь его и его близких, то я наверно получил бы нобелевскую премию. А за это дают нобелевскую премию? А пулитцировскую? А! Не важно!

– Что, простите? – переспросил я.

– Нет, – снова ответил редактор, быстро перелистывая мою рукопись. – И дело не в том, что она плоха, что на самом деле не так! Просто не наш формат.

– Всё равно, спасибо, – ответил я, вставая со стула и принимая рукопись обратно.

Выйдя из здания издательства я быстро подошёл к урне, извлёк из кармана джинсов свою зажигалку Zippo, купленную ещё в студенческие годы в каком-то провинциальном городке, и начал, поджигая листок за листком, выкидывать их.

«Странно», – подумал я, убирая зажигалку в карман, – «а ведь никто, кроме меня, не пользуется этим маленьким кармашком для зажигалок по назначению. В смысле никто не кладёт туда свои зажигалки! Во всяком случае я этого не видел. А ведь этот кармашек специально для этого и был придуман. Хотя в нашей стране мало у кого есть Zippo».

Покончив с макулатурой, я направился к метро:

«Зачем я сжёг рукопись?» – задал я себе вопрос, изучая прохожих сквозь тёмные линзы очков. – «Я же не Чехов! А в дар литературным богам она не годится. Оставим этот вопрос на вечер», – решил я для себя, продолжая изучать людей.

Метро. О да! Метро похоже на зоопарк. Хотя это сравнение не верно. В зоопарке вы смотрите на животных в вольерах. Они не могут выскочить и набить вам морду, если вы показываете на них пальцем и кричите во всю глотку непристойности. Метро же больше похоже на заповедник: вот парочка ваннабэ-сатанистов уселась на свободные места. Все в коже, с плохо прокрашенными корнями. Все в нашивках с пентаграммами и тремя шестёрками. Готов поспорить на любые деньги, что ни один из них не читал ЛаВея.

О! Стайка эмо-кидов! Они всегда такие смешные. Особенно их фотографии в одной социальной сети, за название которой, мне придётся платить авторские отчисления. Бьюсь об заклад, что ни одна из этих девочек... или мальчиков... Вот почему я ношу бороду! Борода – межнациональный определитель гендерной принадлежности! Так о чем же я? А! Бьюсь об заклад, что ни один из них не слышал о такой команде, как «Rise of Spring»!

Ух ты! R’n’B девы в сопровождении пригламуренных чуваков! Они все для меня на одно лицо. Что они делают в метро? Как я скучаю по временам, когда R’n’B расшифровывался как rhythm and blues, а не rich and beautiful!

Музыка оказывает огромное влияние на нас. Не так ли?

У меня вообще какое-то особое отношение к музыке. И дело не в том, что мои музыкальные предпочтения почти не изменились со школы, а дело в том, что песни Боба Дилана, Джими Хендрикса, «Jefferson Airplane», «The Knit» и подобных групп значат для меня намного больше, чем для большей части поколения, к которому я принадлежу. Сейчас в моих наушниках играет «The Times They Are A-Changin'» и у меня бегут мурашки по спине. Вот! Вот такой должна быть музыка! Учитесь!

Какого чёрта? Они все сидят и смотрят в свои телефоны! У каждого теперь есть телефон, смартфон, коммуникатор, наладонник, планшетник, ноотбук и дома стоит компьютер! И все они упёрлись в экраны и что-то читают или пишут, или смотрят! Оглянитесь, люди! Бросьте свои гаджеты! Девушка, оторви взгляд своих, не сомневаюсь, прекрасных глаз и посмотрите на молодого человека справа! Он одинок! Я знаю! Эй, парень! Вынь из ушей пуговки наушников, встань и уступи место бабушке! Люди! Вы что не видите! Мы деградируем как личности! Кто из вас в последний раз брал в руки ручку или карандаш, что бы что-нибудь написать!? Не разгадать кроссворд, а именно написать!? Письма нам заменили Е-мэйлы и асечки! Личное общение – социальные сети и скайпы! Мы даже с родными не разговариваем по важным для нас вопросам! Мы доверяем наши чувства уютным бложикам! Дети сходят с ума от игр! Мы, блядь, «строим любовь» (с) руководствуясь дебильными передачами, а не чувствами и тем, что велит нам сердце!

Мне захотелось закричать. Вразумить их. Но кто я? Я даже не винтик в машине. Ярость во мне вскипела и вперемешку с ненавистью заволокла разум. Не в силах трезво мыслить я сошёл задолго до моей остановки и выбравшись на улицу начал судорожно набирать номер.

– Привет, – тихо простонал я в трубку.

– Привет, – ответил знакомый голос на том конце.

– У тебя есть?

– Да. К тебе приехать?

Оглянувшись, я напомнил себе название станции метро на которой сошёл:

– Да. Я на вднахе

– Буду через 10 минут.

– Жду.

Пока я ждал, моё внимание привлёк газетный ларёк, коих множество возле любого выхода из метро. Я тщательно изучал заголовки жёлтых и не очень газетёнок, глянцевых журналов и прочей печатной продукции вперемешку с дешёвыми китайскими игрушками, которые опасно давать в руки ребёнку. Взгляд зацепился на заголовках глянцевых журналов для ТП и гламурных мальчиков. И везде капсом и болдом было написано слово «секс». Как будто ничего их более не интересует? А может так оно и есть. Я однажды читал это. Назвать это печатной продукцией или чтивом язык не поворачивается, ибо 99% объёма журнала занимает реклама, а 99.(9)% из оставшегося процента – бесполезны.

Ровно через десять минут, рядом с метро, визжа резиной, остановился красный кабриолет Mazda. Да. Это он. Макс. Человек, казалось с инженерным образованием, но знающий закон достаточно хорошо, что бы не сесть лет на 20. Я спокойно подошёл к водительской двери, протянул необходимую сумму денег, а в замен получил необходимое мне количество каннабиса:

– На сей раз хорошая.

– В прошлый раз ты мне тоже самое говорил.

– На этот раз точно хорошая.

Красный кабриолет, визжа колёсами, тронулся с места и подрезая других участников движения превратился в исчезающую точку.

Быстро спрятав пакет в сумку, я направился домой. Пешком. Да, далеко. Но мне нужно проветриться. Подумать. Может что-нибудь подвернётся интересное, для новой статьи.

Поднимаясь в лифте на последний этаж 22-этажного железобетонного коробка, я предвкушал ужин. В пакете лежали макароны, полкило парной свинины и томатный соус. Две бутылки пива, преющих в холодильнике тут же встали перед моими глазами. Я нервно сглотнул.

Зайдя домой, я привычно скинул одежду на пол, забросил сумку на диван и отправился на кухню. Кухня. Одно из немногих мест, где я поддерживаю чистоту. Вы никогда не найдёте горы немытой посуды в раковине или слоя пригоревшего жира в сантиметр толщиной на плите моей кухни. А вы знаете почему? Не потому что я не готовлю. а потому что я убираю! Мне это доставляет удовольствие. Это, пожалуй, одно из немногих вещей, что до сих пор доставляют какое-то подобие удовольствия.

Меня смешит реклама моющих средств, где показывают засранную кухню, которую убирают в одно движение с помощью супер-пупер-мега нового средства в форме геля, да ещё и экономного. А знаете почему она меня смешит? Потому что такого не бывает! Не бывает такого что пригоревший жир смывается одним движением! Не бывает такого, чтоб на всю кухню хватало одной капли чистящего средства! Я на этом деле собаку съел.

Природа одарила меня кроме ненужных талантов типа умения складно врать и способности разбираться практически во всем ещё и очень полезным – кулинарным чутьём. Я фактически из топора могу приготовить седло жаренного стрекозла с трюфелями. И я не щучу.

Стоя перед плитой и помешивая макароны, отхлёбывая пиво из бутылки, я пялился в телик. Вечерние новости – отличная тренировка против мозговых слизней. Года проведённые в словесных интернет-баталиях, холиварах и наблюдением за говнобрасанием позволяют выработать «информационный фильтр». По началу сложно. А потом он на автомате просто не впускает ненужную и/или недостоверную информацию.

– Японские службы спасения приступили к распылению смолы, чтобы предотвратить дальнейшее распространение радиоактивной пыли...

Авария на «Фукусиме-1» не так страшна, как её рисуют СМИ. Посмотрите на японцев. В 45-м, на Хиросиму сбросили ядерную бомбу эквивалентной мощностью около 18 тысяч тонн тротила! И что случилось? Они делают лучшую электронику в мире. строят лучшие автомобиле в мире, у них везде интернет по бросовым ценам! А что произойдёт после Фукусимы? Мне кажется ещё один технологический скачок.

Но больше всего бесили записи в уютненьких жежешечках и богомерзких вcuntактиках: «Я сделал бумажного журавлика, чтоб поддержать Японию» или «Я поставил на рабочий стол фотографию с веточкой сакуры, чтоб поддержать Японию». Как это все помогло японцам!!!

Приведя кухню в идеально чистое состояние, я отправился к компьютеру, ждавшему меня на диване. Освободив его от тесных оков сумки, я уткнулся в экран.

«Да я такой же как они!» – мысль пробила свод черепа и застряла осколком в мозге, когда я просматривал новости. Преисполнившись ненавистью к себе, я быстро закрыл браузер и открыл текстовый редактор. Свернув косячок из отравы, что купил у Макса, и глубоко затянувшись, я принялся совершать ритуальный танец пальцев и клавиатуры, озаглавив его «I hate it here...»